Мы поженились, когда мне исполнилось тридцать пять лет, а Володе – двадцать четыре. Неравный брак. Но мы любили друг друга и не обращали внимания на чужие мнения. Через полгода после свадьбы родились Лизонька и Лидочка. Володя боготворил девочек. Потом все пошло как-то не так.
Володя все чаще стал пропадать на работе. Иногда не ночевал. Я понимала – он старается для нас с девочками.
Дорожали товары в магазинах, а мы этого не чувствовали. Володя оставлял мне на хозяйственные расходы по 15 000 рублей в неделю. Нам этого хватало. Я обходилась без нянек, возвращаться на работу не спешила. Материнское чувство захватило меня с головой.
Наверное, я была не права. За год я поправилась на восемь килограммов и чувствовала, что непрестанно толстею. Как только мои малышки засыпали, мне хотелось есть. Девочки росли, расходы увеличивались. Володя стал оставлять по 18 тысяч рублей на каждую неделю. Он все чаще был на подработках и приходил домой, если честно, только спать. Сексом мы стали заниматься редко. Утром я не находила его рядом с собой. Он после того, как я засыпала, крадучись уходил спать на кухню. На диванчик. Там его, накрывшегося пледом, я находила утром. Он говорил, что ушел, потому что ночью курит и не хочет нас будить своим вставанием. В одну из редких ночей, после секса, я спросила Володю, сколько он зарабатывает в общей сложности. Он ответил сухо, вопросом на вопрос: «Тебе что, не хватает?» Утром на кухонном столе я увидела 20 000 рублей. Я поняла, что Володя нас любит. Так продолжалось почти полгода. В понедельник он регулярно оставлял по 20 000 рублей.
Его не было двое суток. Вечером он пришел. Полупьяный. Улыбался. Собрал в чемодан свои штаны и рубашки и направился к выходу. Я встала перед дверью:
–Ты уходишь?
– Да. Ухожу.
– Почему?
– Меня воротит.
– От чего?
– От твоего меню.
– Оно не мое. Из магазина.
– Одно блюдо твоё.
– Какое?
– Это уже не важно …
– А дети?
– Я позабочусь о них…
Через неделю он перечислил мне на карточку 20 000 рублей. Я сходила и сняла. Я не транжира. Я понимаю, что где-то далеко от Москвы, где-нибудь в глухой русской деревне, живут люди, которые могут так жить всей семьёй на такие деньги. На двадцать тысяч рублей в месяц. Но я не могу. Я не хочу растить детей, нуждающихся только в еде и одежде. Я хочу воспитать из девочек полезных миру, достойных людей. Они не должны думать о куске хлеба и о том, что наденут на себя утром. Им должен быть открыт простор выбора…
Я позвонила Володе и сказала, что подам иск на взыскание алиментов. Он, как мне показалось, был невозмутим:
– Подавай, я жду. Но если хочешь – можешь не мараться с юстицией. Моя судимость детям ничем хорошим в будущем не обернется. Давай договоримся. Я буду выплачивать по 40 000 рублей в месяц, а ты будешь давать мне расписку за каждое перечисление. Возможно, я буду еще десятку давать тебе, чтобы ты покупала детям гостинцы. Если обратишься в суд, получишь – 1/3 от моего официального дохода. Это всего лишь двадцать тысяч. Думай. Больше не получишь.
– Володя, но раньше ты в общей сложности давал мне восемьдесят тысяч.
– То было раньше. Тогда я еще иногда пользовался тобой. Теперь все изменилось. Прости. В этой жизни за все приходится платить.
– Я поняла. А детей тебе, Володя, не жалко?
– Если бы не дети, ты не получила бы ни копейки.
Он положил трубку. Я сижу и думаю. Что делать? Как несправедливо устроена жизнь. Эти серые зарплаты просто убивают.
Юрист сказал мне: «Соглашайтесь, вам это выгодно. Иначе, вы будете получать столько, сколько сказал ваш бывший муж». Я позвонила Володе и сказала, что соглашаюсь. Он ответил нагло: «А кто сомневался? Завтра вечером, в 19.00, придешь в кафе «Витязь» и принесешь расписку на 20 000 рублей. Пока».
В «Витязе» он сидел и ужинал. Я подала ему расписку. Он вынул смартфон и сделал отчисление. Он сидел такой щуплый и с грязными ботинками. Мне стало его жалко. Я спросила:
– Володя, а десять тысяч на гостинцы детям ты сегодня не дашь? И вообще, у тебя есть в жизни женщина?
Он, видимо, понял, как я смотрела на его ботинки. Проглотил кусок котлеты, убрал ноги под стул, на котором сидел, и ответил:
– Гостинцы потом. Через две недели привезешь сюда дочек – рассчитаемся. Я хочу посмотреть, как ты их содержишь. Может быть, пора в опеку обращаться. А в душу мне не лезь. Женщин на свете много, ты не одна.
Я выслушала его и ушла. В «Пятерочке» купила еду и бутылку коньяка. Какого-то армянского. Дома выпила рюмку и ревела, ревела… Безнадежно. На следующей недели придется устраивать Лиду и Лизу в ясли, а самой идти на прежнюю работу. Восстановят или нет, не знаю. Может быть, придется искать новую работу, с серой зарплатой. Пусть хоть с какой. Пора доказать ему, что я не нуждаюсь в подачках. А алименты ему придется платить. Пусть 1/3 от зарплаты, но все равно завтра подам заявление в суд. Пусть живет алиментщиком позорным.
