Школьные годы для меня отмечены жесткой нелюбовью к литературе. Не выносил я всех этих «образов» и проштампованных мыслей, которые нам вдалбливала учительница литературы.
Зато любил все то, что составляет слово «технарь». Алгебру с геометрией, которые нам преподавал молодой Владимир Иванович, которого сейчас бы наверняка причислили к «педикам», настолько он был женоподобным.
Физику, которую в наши головы остроумно вдалбливал старенький хитроватый Семен Борисович. Я так и остался «технарем», хотя, взрослея, начал читать книги.
Особенно запомнилась, да и во взрослой жизни время от времени возникает тема «маленького человека» на фоне тех глобальных перемен, войн, катаклизмов, которые преследуют его всю жизнь. Ведь в сущности, все мы: и я, и вы те самые «маленькие люди», которые на фоне бесконечного космоса как блохи, собирающиеся запрыгнуть в вечность.
Мой отец тоже был «маленьким человеком», но еще мельче, чем те, кто был рядом. Потому что был алкоголиком, для которого в мире ничего не было важнее вовремя принятой рюмки.
Отца уже давно нет. Умер, как несложно догадаться – от цирроза. Года, как и числа его смерти, я не помню. Запомнилось только, что было промозгло, я сильно замерз на похоронах. Мать позвонила, и я все-таки поехал, в спешке поменяв резину на зимнюю, поскольку начал неожиданно падать снег, ведомый пресловутым «сыновним долгом». Хотя родственных чувств к отцу не было и в помине.
Воспоминания
С отцом у меня не так много хороших воспоминаний связано, - так, обрывки. Жили мы в небольшом поселке, большинство мужчин из которого работали на находящемся неподалеку заводе: перед сменой автобус забирал всех работающих, затем привозил обратно. Что характерно, пили практически все работяги, но ведь не все же спились.
Было много и тех, кто даже в провинциальной безысходности находил какой-то смысл: детей растили, праздники устраивали, хозяйничали. Мы жили в двушке-хрущевке, которую отец получил от завода. Помню, как приходил я со школы еще в младших классах, а отец, уже слегка поддатый (не до «поросячьего визга», поскольку ему еще на смену) разогревал для меня обед, приготовленный мамой, работающей до шести.
Еще помню, как он приходил домой, и «висел на звонке» - он просто не мог оторвать палец от кнопки. Иначе бы свалился. Мать обычно бежала к двери, отнимала его от звонка и заволакивала в прихожую. Часто дальше тянуть просто не могла, так и бросала на дорожке.
Сколько раз он там и лужу делал. А наутро, чуть очнувшись от вечернего угара, еще не протрезвев, орал на мать, что это она сделала, чтобы его подставить. Было гадко на душе и до слез жалко мать, которая подтирала пол и замачивала в очередной раз в ванной ту злополучную дорожку...
Затем, после очередного отцовского «угара» (мне тогда было то-ли четырнадцать, то-ли пятнадцать) мать собрала наши пожитки, и мы ушли жить к деду. Мать, помню, плакала, а я радовался и долго потом даже видеть отца не хотел, да он к этому и не стремился.
С завода его со временем выгнали, ведомственную квартиру забрали. Приютила его мать (еще жива была бабка). И что характерно: его мать жалела сына и постоянно наливала ему рюмашечку: за то, что на огороде трудился, коровку пас, да и просто так «с устатку».
И сегодня не укладывается в моей голове: кем нужно быть, чтобы свое же родное дитя спаивать?!
Когда я учился в городе, года три, наверное, не видел отца. А потом, приехав к матери, встретил его на улице и даже не узнал сразу человека, давшего мне жизнь, в этом обрюзгшем синюшном алкаше.
И последняя встреча. Сказали, что бабка моя (его мать) сильно заболела, видимо, помирать собралась. Пошел проведать, с отцом встретился: руки трясутся, перегаром несет, но даже всплакнул. Потом позвал меня в сени. Я думал, что-то важное сказать хочет, может даже прощенья попросить, что так просрал свою жизнь и изгадил мое детство. А услышал: «Сынок, дай бате 50 рублей на опохмел»!
Я не знаю, что его заставило так опуститься. Причин-то много: и неурядицы перестройки, и развал «нерушимого», и в какой-то мере – осознание себя полным говнищем. А может, предрасположенность, тем более, мать рассказывала, что он и с юности бухал. Я не знаю его причин, зато прекрасно видел, что он сделал со своей жизнью.
Моя «красная линия»
Смотрю я на тех, кто вокруг меня живет, и ведь во многих узнаю и себя, и свое безрадостное детство. Что самое страшное, многие бытовое пьянство, да что там – алкоголизм своих близких воспринимают, как что-то само собой разумеющееся. И в этом я тоже себя узнаю, ведь и для меня в детстве пьяный отец был нормой.
Ненормальными становились дни, когда он был трезвый.
Вот я думаю: мы все живем по каким-то шаблонам, и сценариев не так уж много. Не все, например, прошли через алкоголизм отца. Но те, кто прошел и не угодил на его «дорожку» - никогда такими не станут.
И я сегодня могу «вытащить» свою историю на “Вдудь” (есть такой проект на Ютубе), почитать о похожих на мою судьбах, и даже почувствовать некую невидимую связь между мной и другими людьми.
Но еще очень сильно хочется мне донести до других мысль: нельзя ни в коем случае впадать в нерегулируемое и неосознанное пьянство. Каким бы ни было наше детство, воспитание, «отцовский пример».
И мой сын никогда не будет бросаться между мной и матерью, как бросался когда-то я, потому что пьяных разборок между нами не будет. Мы же люди, а не твари безмозглые. Пусть песчинки во Вселенной, но ведь не бессмысленные.
И продлить свои «красные линии» мы можем только своей осознанностью нашего места в жизни и ответственности за себя и наших близких.